Что-то внутри встревожил, дыхания не хватает. Какой бы он не был хороший, он тоже тебя ломает.
Ветер целовал фланелевые шторы,
В вазе на окне стоял букет цветов,
Письма на полу плели узоры,
Двух самых холодных городов.
Она молча протирала книги,
Впитывала запахи страниц.
Он любил ее глаза цвета черники,
В пелене крыльев густых ресниц.
Присылал брошюры на латыни,
Рисовал в углу ее портрет,
С подписью «к ногам моей Богини,
Падаю. Купил вчера билет».
Она слушала его пластинки,
Не решалась одевать кольцо,
Каждый вечер чистила ботинки
И почти не помнила лицо.
Раз в неделю получала письма,
Не указан был обратный адресат.
Третий год не находила смысла,
Гладя бархатный мужской халат.
Одевала вечером дубленку,
Ехала на Питерский вокзал,
Подавала бедному ребенку,
Поезд с ним, увы, не приезжал.
Он писал: "Прости родная, не приехал.
Не ругайся, помню, обещал...
В гости к другу старому заехал,
Не проснулся вовремя, проспал.
Милая, мне правда не до смеха,
Я так долго этой встречи ждал.
Между нами эта четверть века,
Выпала в дорогу на вокзал".(с) Ирина Папилон
В вазе на окне стоял букет цветов,
Письма на полу плели узоры,
Двух самых холодных городов.
Она молча протирала книги,
Впитывала запахи страниц.
Он любил ее глаза цвета черники,
В пелене крыльев густых ресниц.
Присылал брошюры на латыни,
Рисовал в углу ее портрет,
С подписью «к ногам моей Богини,
Падаю. Купил вчера билет».
Она слушала его пластинки,
Не решалась одевать кольцо,
Каждый вечер чистила ботинки
И почти не помнила лицо.
Раз в неделю получала письма,
Не указан был обратный адресат.
Третий год не находила смысла,
Гладя бархатный мужской халат.
Одевала вечером дубленку,
Ехала на Питерский вокзал,
Подавала бедному ребенку,
Поезд с ним, увы, не приезжал.
Он писал: "Прости родная, не приехал.
Не ругайся, помню, обещал...
В гости к другу старому заехал,
Не проснулся вовремя, проспал.
Милая, мне правда не до смеха,
Я так долго этой встречи ждал.
Между нами эта четверть века,
Выпала в дорогу на вокзал".(с) Ирина Папилон